Неточные совпадения
Гневно потрясали они своими деревяшками и громко угрожали поднять
знамя бунта.
Ему было радостно думать, что и в столь важном жизненном деле никто не в состоянии будет сказать, что он не поступил сообразно с правилами той религии, которой
знамя он всегда держал высоко среди общего охлаждения и равнодушия.
Между крепкими греками, неизвестно каким образом и для чего, поместился Багратион, тощий, худенький, с маленькими
знаменами и пушками внизу и в самых узеньких рамках.
Когда прибегнем мы под
знамяБлагоразумной тишины,
Когда страстей угаснет пламя
И нам становятся смешны
Их своевольство иль порывы
И запоздалые отзывы, —
Смиренные не без труда,
Мы любим слушать иногда
Страстей чужих язык мятежный,
И нам он сердце шевелит.
Так точно старый инвалид
Охотно клонит слух прилежный
Рассказам юных усачей,
Забытый в хижине своей.
Генеральный хорунжий предводил главное
знамя; много других хоругвей и
знамен развевалось вдали; бунчуковые товарищи несли бунчуки.
Он редко предводительствовал другими в дерзких предприятиях — обобрать чужой сад или огород, но зато он был всегда одним из первых, приходивших под
знамена предприимчивого бурсака, и никогда, ни в каком случае, не выдавал своих товарищей.
Все бежали ляхи к
знаменам; но не успели они еще выстроиться, как уже куренной атаман Кукубенко ударил вновь с своими незамайковцами в середину и напал прямо на толстопузого полковника.
Низкорослый полковник ударил сбор и велел выкинуть восемь малеванных
знамен, чтобы собрать своих, рассыпавшихся далеко по всему полю.
Люблю воинственную живость
Потешных Марсовых полей,
Пехотных ратей и коней
Однообразную красивость,
В их стройно зыблемом строю
Лоскутья сих
знамен победных,
Сиянье шапок этих медных,
Насквозь простреленных в бою.
— Каков мошенник! — воскликнула комендантша. — Что смеет еще нам предлагать! Выдти к нему навстречу и положить к ногам его
знамена! Ах он собачий сын! Да разве не знает он, что мы уже сорок лет в службе и всего, слава богу, насмотрелись? Неужто нашлись такие командиры, которые послушались разбойника?
Самгин, пользуясь толкотней на панели, отодвинулся от Шемякина, а где-то близко посыпалась дробь барабанов, ядовито засвистела дудочка, и, вытесняя штатских людей из улицы, как поршень вытесняет пар, по булыжнику мостовой затопали рослые солдаты гвардии, сопровождая полковое
знамя.
— Ну да, — грубо сказал Безбедов, — вместо
знамени.
Бросим красное
знамя свободы
И трехцветное смело возьмем,
И свои пролетарские взводы
На немецких рабочих пошлем.
Это был, видимо, очень сильный человек: древко
знамени толстое, длинное, в два человечьих роста, полотнище — бархатное, но человек держал его пред собой легко, точно свечку.
— Нам старые
знамена не подходят, мы люди самодельные.
В одну минуту эта толпа заполнила улицу, влилась за ограду, человек со
знаменем встал пред ступенями входа.
Еще менее у места в России Кутузов и люди, издавшие «Манифест», «Рабочее
знамя».
За оградой явилась необыкновенной плотности толпа людей, в центре первого ряда шагал с красным
знаменем в руках высокий, широкоплечий, черноусый, в полушубке без шапки, с надорванным рукавом на правом плече.
Пошли не в ногу, торжественный мотив марша звучал нестройно, его заглушали рукоплескания и крики зрителей, они торчали в окнах домов, точно в ложах театра, смотрели из дверей, из ворот. Самгин покорно и спокойно шагал в хвосте демонстрации, потому что она направлялась в сторону его улицы. Эта пестрая толпа молодых людей была в его глазах так же несерьезна, как манифестация союзников. Но он невольно вздрогнул, когда красный язык
знамени исчез за углом улицы и там его встретил свист, вой, рев.
Пышно украшенный цветами, зеленью, лентами, осененный красным
знаменем гроб несли на плечах, и казалось, что несут его люди неестественно высокого роста. За гробом вели под руки черноволосую женщину, она тоже была обвязана, крест-накрест, красными лентами; на черной ее одежде ленты выделялись резко, освещая бледное лицо, густые, нахмуренные брови.
Против них стоит, размахивая
знаменем, Корнев, во главе тесной группы людей, — их было не более двухсот и с каждой секундой становилось меньше.
Видел Самгин историка Козлова, который, подпрыгивая, тыкая зонтиком в воздух, бежал по панели, Корвина, поднявшего над головою руку с револьвером в ней, видел, как гривастый Вараксин, вырвав
знамя у Корнева, размахнулся, точно цепом, красное полотнище накрыло руку и голову регента; четко и сердито хлопнули два выстрела. Над головами Корнева и Вараксина замелькали палки, десятки рук, ловя
знамя, дергали его к земле, и вот оно исчезло в месиве человеческих тел.
Люди перетасовывались, около
знамени взмыли еще три красных флага.
— Вообще — жить под большим
знаменем… как, например, крестоносцы, алхимики.
— Не наклоняй знамя-то, эй, не наклоняй!
— Как же это у вас: выпустили «Манифест Российской социал-демократической партии» и тут же печатаете журнальчик «Рабочее
знамя», но уже от «Русской» партии и более решительный, чем этот «Манифест», — как же это, а?
Темнеет слава их
знамен,
И бога браней благодатью
Наш каждый шаг запечатлен.
Вот на пути моем кровавом
Мой вождь под
знаменем креста,
Грехов могущий разрешитель,
Духовной скорби врач, служитель
За нас распятого Христа,
Его святую кровь и тело
Принесший мне, да укреплюсь,
Да приступлю ко смерти смело
И жизни вечной приобщусь!
И
знамя вольности кровавой
Я подымаю на Петра.
Нравился ему и Тит Никоныч, остаток прошлого века, живущий под
знаменем вечной учтивости, приличного тона, уклончивости, изящного смирения и таковых же манер, все всем прощающий, ничем не оскорбляющийся и берегущий свое драгоценное здоровье, всеми любимый и всех любящий.
Идти дальше, стараться объяснить его окончательно, значит, напиваться с ним пьяным, давать ему денег взаймы и потом выслушивать незанимательные повести о том, как он в полку нагрубил командиру или побил жида, не заплатил в трактире денег, поднял
знамя бунта против уездной или земской полиции, и как за то выключен из полка или послан в такой-то город под надзор.
Куда европеец только занесет ногу, везде вы там под
знаменем безопасности, обилия, спокойствия и того благосостояния, которым наслаждаетесь дома, протягивая, конечно, ножки по одежке.
Инсургенты уже идут тучей восстановлять старую, законную династию, называют себя христианами, очень сомнительными, конечно, какими-то эклектиками; но наконец поняли они, что успех возможен для них не иначе как под
знаменем христианской цивилизации, — и то много значит.
Но когда к этому развращению вообще военной службы, с своей честью мундира,
знамени, своим разрешением насилия и убийства, присоединяется еще и развращение богатства и близости общения с царской фамилией, как это происходит в среде избранных гвардейских полков, в которых служат только богатые и знатные офицеры, то это развращение доходит у людей, подпавших ему, до состояния полного сумасшествия эгоизма.
Военная служба вообще развращает людей, ставя поступающих в нее в условия совершенной праздности, т. е. отсутствия разумного и полезного труда, и освобождая их от общих человеческих обязанностей, взамен которых выставляет только условную честь полка, мундира,
знамени и, с одной стороны, безграничную власть над другими людьми, а с другой — рабскую покорность высшим себя начальникам.
«Накорми, тогда и спрашивай с них добродетели!» — вот что напишут на
знамени, которое воздвигнут против тебя и которым разрушится храм твой.
Но до тех пор надо все-таки
знамя беречь и нет-нет, а хоть единично должен человек вдруг пример показать и вывести душу из уединения на подвиг братолюбивого общения, хотя бы даже и в чине юродивого.
Но ты сам воздвиг это
знамя.
Ты знал, ты не мог не знать эту основную тайну природы человеческой, но ты отверг единственное абсолютное
знамя, которое предлагалось тебе, чтобы заставить всех преклониться пред тобою бесспорно, —
знамя хлеба земного, и отверг во имя свободы и хлеба небесного.
С хлебом тебе давалось бесспорное
знамя: дашь хлеб, и человек преклонится, ибо ничего нет бесспорнее хлеба, но если в то же время кто-нибудь овладеет его совестью помимо тебя — о, тогда он даже бросит хлеб твой и пойдет за тем, который обольстит его совесть.
Да и так ли еще: сколь многие из этих избранников, из могучих, которые могли бы стать избранниками, устали наконец, ожидая тебя, и понесли и еще понесут силы духа своего и жар сердца своего на иную ниву и кончат тем, что на тебя же и воздвигнут свободное
знамя свое.
Появление славянофилов как школы и как особого ученья было совершенно на месте; но если б у них не нашлось другого
знамени, как православная хоругвь, другого идеала, как «Домострой» и очень русская, но чрезвычайно тяжелая жизнь допетровская, они прошли бы курьезной партией оборотней и чудаков, принадлежащие другому времени.
У Вестминстерского моста, близ парламента, народ так плотно сжался, что коляска, ехавшая шагом, остановилась и процессия, тянувшаяся на версту, ушла вперед с своими
знаменами, музыкой и проч.
…В Соутамтоне я Гарибальди не застал. Он только что уехал на остров Байт. На улицах были видны остатки торжества:
знамена, группы народа, бездна иностранцев…
Нельзя же двум великим историческим личностям, двум поседелым деятелям всей западной истории, представителям двух миров, двух традиций, двух начал — государства и личной свободы, нельзя же им не остановить, не сокрушить третью личность, немую, без
знамени, без имени, являющуюся так не вовремя с веревкой рабства на шее и грубо толкающуюся в двери Европы и в двери истории с наглым притязанием на Византию, с одной ногой на Германии, с другой — на Тихом океане.
Уверенные в победе, они провозгласили основой нового государственного порядка всеобщую подачу голосов. Это арифметическое
знамя было им симпатично, истина определялась сложением и вычитанием, ее можно было прикидывать на счетах и метить булавками.
Цель ее состояла в том, чтоб удалить Гарибальди от народа, то есть от работников, и отрезать его от тех из друзей и знакомых, которые остались верными прежнему
знамени, и, разумеется, — пуще всего от Маццини.
Я не отомстил: гвардия и трон, алтарь и пушки — все осталось; но через тридцать лет я стою под тем же
знаменем, которого не покидал ни разу» («Полярная звезда» на 1855).